В Новосибирске арестован очередной учёный. В отношении главного научного сотрудника Института теоретической и прикладной механики им. С. А. Христиановича Сибирского отделения РАН (ИТПМ СО РАН) Валерия Звегинцева возбуждено уголовное дело по подозрению в госизмене. Коллеги написали открытое письмо в его поддержку, вспомнив и других, ранее арестованных сотрудников. По их мнению, они невиновны и известны своими «блестящими научными результатами».
«Обязательная составляющая» научной деятельности
За последний год были задержаны трое учёных Института теоретической и прикладной механики СО РАН. Помимо Звегинцева, это Анатолий Маслов и Александр Шиплюк, директор института. Все они работали в области аэрогазодинамики, а теперь подозреваются в совершении преступлений по статье «Государственная измена», которая с недавних пор предусматривает наказание вплоть до пожизненного лишения свободы.
В октябре прошлого года в Томске завершился закрытый судебный процесс по делу физика Александра Луканина. Уголовное дело носило гриф «совершенно секретно», поэтому известно о нём лишь в общих чертах. Говорят, учёному, занимавшемуся разработкой высоковольтных источников питания, инкриминировали попытку незаконной передачи за рубеж российских технологий. Луканин был осуждён на 7,5 лет колонии.
Сотрудники ИТПМ СО РАН в своём открытом письме утверждают: то, в чём обвиняют их коллег, «во всём мире считается просто обязательной составляющей добросовестной и качественной научной деятельности». Речь идёт о международном сотрудничестве — участии в конференциях и семинарах, чтении лекций и докладов.
Без этого немыслима жизнь современного учёного. Впрочем, что значит современного? То, что было нормой в предыдущие три десятилетия, сейчас, очевидно, требует пересмотра.
Кому бозон Хиггса, кому индекс Хирша
Законы Ньютона одинаковы для любой страны, а бозону Хиггса всё равно, где его откроют — в Европе ли, Америке, Китае или России. Учёные сами любят говорить, что наука интернациональна и космополитична, особенно если ты работаешь в фундаментальной области.
К этой мысли мы привыкали более 30 лет. В 90-е годы мерилом успеха для учёных становились публикации в авторитетных рецензируемых журналах, подавляющее большинство которых издаётся за рубежом. От этого зависело, защитит ли человек диссертацию, будет ли приглашён на международную конференцию, получит ли признание у зарубежных коллег. Количество публикаций и дальнейших цитирований того или иного исследователя формировало так называемый индекс Хирша — количественную характеристику его продуктивности и ценности для мирового научного сообщества.
Так постепенно российская наука становилась «открытой» миру, хотя зачастую эта «открытость» сводилась к тому, что мы бескорыстно делились своими идеями, получая взамен приглашения на зарубежные симпозиумы и форумы либо участие в совместных публикациях, где нашего учёного указывали 18-м в списке авторов, но он и этому был рад. Это поднимало и его личный индекс Хирша, и рейтинг института, где он работал. А значит, директор института мог отчитаться перед Министерством и рассчитывать на увеличение финансирования. Ведь деятельность администраторов от науки сводилась к тому, чтобы как можно быстрее «освоить бюджет» в свою пользу, а выделены ли эти деньги на реальные научные разработки или под пустые обещания, уже неважно.
«Ты что, с ума сошёл, публиковаться в России?»
Между прочим, в СССР были свои мощные научные журналы, которые котировались за рубежом, поэтому советские учёные не видели смысла посылать статьи за границу. Но после развала страны все они бросились публиковаться в зарубежных изданиях, как того требовали научные фонды и госзадания. У большинства даже рефлекс выработался. «Ты что, с ума сошёл, публиковаться в России?» — говорили они коллегам, которые решили поделиться результатами своих исследований с отечественными издателями.
В итоге уровень российских научных журналов значительно упал — стараниями наших же учёных. А публикации в престижных зарубежных изданиях нашей науке никакой выгоды не несут, особенно если их авторы получили свои результаты там же, в чужих лабораториях: воспроизвести их у себя, на нашем оборудовании, мы просто не сможем.
По сути, если говорить честно, в постсоветское время наша наука пала жертвой колониальной политики Запада. Как туземцы зарились на пластиковые бусы, отдавая конкистадорам в обмен слитки золота, так и мы охотно делились знаниями и научными идеями, получая в ответ несоизмеримо меньшие блага.
И пришло время, когда такую деятельность стали классифицировать как государственную измену.
Что значит для учёного быть патриотом?
Хорошо известно, что во времена СССР из научной среды вышло немало диссидентов. Неудивительно, что в народе укрепился стереотип, будто Академия наук — это своего рода пятая колонна и рассадник вольнодумства. Так ли это?
Наверное, нет ничего плохого в том, что человек, обладающий критичным мышлением и способный выстраивать причинно-следственные связи, указывает власти на её недостатки и помогает исправлять их. Но в условиях, когда идёт открытое военное, экономическое и технологическое противостояние с Западом, это действительно может выглядеть как подрывная деятельность. И в итоге стать ею.
Когда началась СВО, за рубеж уехало много учёных. Те, кто остался, вряд ли обрадовались новым реалиям, но повели себя по-разному. Часть людей заняла крайне инфантильную позицию: мы против войны, остановите её сейчас же. Другие же сделали то, что и должен делать учёный: включили мозг, проанализировали ситуацию и пришли к неизбежному выводу. Наша страна усилиями Запада втянута в тяжёлый многоплановый конфликт, который угрожает самому её существованию. И мирного решения здесь, к сожалению, не просматривается.
Как признавался в интервью aif.ru доктор биологических наук, вирусолог Андрей Летаров, большинство учёных на самом деле занимают вполне нормальную, здравую позицию. Тех, кто всем недоволен и готов поливать грязью не только власть, но и свою страну, меньшинство, просто их всегда лучше слышно. А те, кто мог бы им возразить, предпочитают молча, без надрыва и пафоса делать свою повседневную работу в исследовательских лабораториях, на кафедрах и испытательных установках…
Мы живём в такое время, когда о патриотизме приходится задумываться всем, в том числе людям науки. Этого от них ждут и власть, и народ. А что значит для учёного быть патриотом? Об этом чётко высказался тот же Летаров:
«Если наша армия ведёт боевые действия, то нормальный гражданин, в том числе учёный, должен желать победы своей стране, а не противнику, и большинство из нас так и поступает. Мы желаем нашей стране одержать военную, политическую и моральную победу и сделаем всё от нас зависящее для достижения этого результата».
Конечно, сейчас это важнее, чем пресловутый индекс Хирша.
