Но это пока не выражается в росте производства Опрос ИЭП: уровень оптимизма в промышленности России вырос до максимума за 12 месяцев Спустя год после начала жестких санкций против России официальная статистика, а также отечественные и зарубежные опросы фиксируют рост деловой активности и уровня оптимизма в промышленных компаниях. РБК разбирался в причинах этого
Через год после начала спецоперации на Украине и жестких западных санкций российская промышленность в целом настроена позитивно: индекс промышленного оптимизма и ожидания спроса находятся на максимуме за 12 месяцев. Такие результаты показали опросы руководителей предприятий, которые ежемесячно проводит Институт экономической политики (ИЭП) имени Егора Гайдара. Доклад об итогах года «санкционной войны» для промышленности на семинаре в Московской школе экономики МГУ представил 2 марта заведующий лабораторией конъюнктурных опросов ИЭП Сергей Цухло (РБК ознакомился с презентацией).
Рост деловой активности в России видят как зарубежные наблюдатели, так и официальная статистика. В частности, в феврале индекс менеджеров по закупкам (PMI) от S&P Global, отражающий активность в обрабатывающем секторе России, вырос до 53,6 пункта с 52,6 в январе. Это максимум с 2017 года (.pdf). Рост предпринимательской уверенности в ключевых отраслях— добывающем и обрабатывающем секторах— зафиксировал и Росстат.
Обнадеживающие оценки эксперты объясняют совокупностью факторов— от психологии до относительно успешной адаптации экономики к режиму жестких санкций.
Ожидания промышленного роста
Итоги 12 месяцев «санкционной войны» выглядят совсем не так трагично, как изначально ожидали все ее участники, отмечает Цухло. Как показали опросы предприятий, российская промышленность завершила год после начала санкций с наилучшей за период динамикой спроса, стабильностью его прогнозов, а также демонстрирует хороший уровень удовлетворенности продажами.
Под динамикой спроса ИЭП подразумевает баланс фактических изменений спроса, очищенных от сезонности, который рассчитывается как разница между долей компаний, указавших на рост спроса, и долей указавших на его снижение. Сейчас этот показатель находится примерно на уровне нуля (в положительной плоскости он был в 2021 году и до февраля 2022 года, в период постковидного восстановления экономики). В феврале 2023 года индекс стал самым высоким с начала спецоперации, и его значение даже превысило уровень некризисных 2018–2019 годов, указал Цухло.
Показатель, отражающий уровень удовлетворенности достигнутыми продажами, тоже держится на довольно высоком уровне. В феврале доля нормальных (то есть удовлетворяющих) оценок текущих объемов спроса составила 61%, что соответствует или даже выше уровня «спокойных» лет, следует из графика.
В другой группе показателей, характеризующих выпуск продукции, также отражен оптимистичный настрой промышленников. Индекс фактических изменений показал, что в феврале продукции было произведено чуть меньше, чем в январе, зато этот показатель стабилен с сентября: не опускается слишком сильно, но и не растет заметно. При этом индекс планов уверенно держится в плюсе после сентября, «сигнализируя всем заинтересованным сторонам о высоком и совсем некризисном желании предприятий продемонстрировать тот самый «промышленный рост», говорится в обзоре ИЭП.
Как пояснил Сергей Цухло на презентации доклада, в февральских оценках предприятий не успели отразиться рекордный для января дефицит бюджета на 1,8 трлн руб. и последовавшее за ним ослабление рубля (в феврале к доллару он потерял около 6% за месяц, или примерно 4,5 руб.). По его словам, эти факторы могут проявиться в весенних опросах.
Другие оценки
Индекс предпринимательской уверенности, который составляет Росстат на основе опроса 4,5 тыс. предприятий добывающей и обрабатывающей промышленности, в феврале с учетом сезонности вырос к январю и превысил значения, наблюдавшиеся непосредственно перед началом спецоперации.
При этом баланс оценок руководителями предприятий спроса на продукцию остался практически на уровне января— минус 12% в добыче полезных ископаемых и минус 23% в обрабатывающих производствах. Это значит, что тех, кто говорит о сокращении спроса, больше, чем тех, кто говорит о росте спроса. Несмотря на это, оптимистов, ожидающих роста производства в течение ближайших трех месяцев, среди промышленников стало больше, констатирует Росстат. Так, в добыче полезных ископаемых 20% респондентов ответили, что ждут роста выпуска продукции, и 5%— что ждут снижения. В обрабатывающих производствах оптимистичные ожидания у 35%, пессимистичные— у 5%. В январе преимущество оптимистов над пессимистами в прогнозах динамики производства было меньше— 11 п.п. в добыче и 27 п.п. в обработке.
Скорость пополнения запасов сырья и материалов российскими обрабатывающими компаниями в феврале оказалась самой высокой с октября 1997 года, утверждает S&P Global, связывая это с ожиданиями увеличения продаж.
В тоже время оценка Росстата промпроизводства за январь показала, что спад замедлился и составил 2,4% в годовом выражении (после снижения на 4,3% в декабре).
Объяснения оптимизма
Сочетанием ряда факторов объясняет оптимизм предприятий в отношении заказов и спроса заместитель руководителя департамента ТЭКа Института проблем естественных монополий Евгений Рудаков. «Российский бизнес успел привыкнуть жить в условиях санкционных реалий: устоялись новые транспортно-логистические цепочки, наладились каналы страхования и оплаты, наступила определенность с активами ушедших из России иностранных компаний»,— отмечает он. По его словам, позитива добавляет реакция крупнейших отраслей экономики на введенные рестрикции. Начало действия в декабре эмбарго на российскую нефть, а в феврале— на нефтепродукты привело лишь к кратковременной просадке экспорта, после чего он начал активно восстанавливаться, указывает он.
Если смотреть по объективным показателям, ситуация в промышленном производстве сейчас близка к стагнации, скептичен заместитель гендиректора Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования Владимир Сальников. «Какой-то фундаментальной истории роста сейчас не просматривается. Слабенькое восстановление идет в некоторых особенно сильно пострадавших секторах— это автопром, деревообработка»,— перечисляет он.
Но даже эта небольшая тенденция к восстановлению будет в ближайшее время «перебита» сокращением в нефтяном секторе, считает эксперт. Он ожидает, что в феврале сохранится околостагнационная динамика промпроизводства, а в марте статистика зафиксирует его снижение.
Явных предпосылок для перехода к устойчивому росту выпуска пока нет, в том числе потому, что перестройка экономики продолжается, солидарен Рудаков. Вместе с тем он не исключает, что рост ряда отраслей может объясняться увеличением спроса со стороны предприятий ОПК, многие из которых перешли на работу в три смены.
Эксперты указывают на сложность оценки реального состояния экономики с помощью оперативных и опережающих индикаторов в условиях, когда объем публично раскрываемой статистической информации постоянно сокращается. «Как известно, методом опросов и методом измерений можно получить совершенно разный размер пойманной рыбаками рыбы»,— скептичен Рудаков. Например, индекс PMI опрашивает порядка 300 компаний (на самом деле уже 250.— РБК)— в такой небольшой статистической выборке не исключены ошибки репрезентативности, добавляет Сальников.
Предприятиям до сих пор не удается обеспечить статистически различимый рост производства даже при высоком оптимизме его планов, признает Цухло. Но и реализации планов мешает «неясность текущей ситуации и ее перспектив»— на протяжении последних четырех кварталов этот риск называет большинство предприятий.
«Самыми массовыми последствиями санкций для российской промышленности стали рост издержек, обнаружение отсутствия альтернативных поставщиков и производителей в России и существенное изменение технологических цепочек из-за невозможности замены импортных комплектующих»,— заключает эксперт.
